Про девок :)

[УАЗтанк]

Zorg, все немного поменялось.
Рядового состава и курсантов осталось тысячи полторы голов. Спортзал сохранился, но я туда не успел сходить - откомандировался через полтора месяца со снятием с довольствия. Зато завели блядей - массажный кабинет.
Дружок твой с губой подсуропил - я на ней сидел в первый же день, как меня из карантина перевели в роту. Кандей там - отвратное место.
Комендачи - славяне. Мутные, суки. Их тоже, мягко говоря, не любили. Они увольнялись, уезжая отдельным транспортом. Иначе вместо дома им была обеспечена больничная койка.
Техника и при мне заграничная поступала. Суперлестница для высоток, при попытке развернуться напротив арки на плац, нахрен провалилась в коллектор.
Чурбанов у нас было много. Еще больше морд из мордвы...
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Сижу возле открытого окошка, утренняя благодать прохладным ветерком нежно щекочет затылок, в руках вместо швабры карандаши. Порученный урок почти закончен, до обеда еще уйма времени, и я использую его для расслабона. Стоит только выйти из канцелярии, как сразу же припашут чего-нибудь делать. Выполнишь – опять отправят херней маяться. И так в цикле, до бесконечности. А оно мне надо?
Как говорится, в армии все, вплоть до старшего лейтенанта по приказу должны уметь работать самостоятельно. Капитан должен уметь организовать работу. Майор должен знать, где что делается. Подполковник должен уметь доложить, где что делается. Полковник должен уметь самостоятельно расписаться в документах. Генерал должен самостоятельно расписаться так, где ему укажут. До генерала мне, как до ближайшей звезды раком, поэтому с толком использую выдавшиеся свободные минуты, предаваясь неге и ничегонеделанию.
Съеденное масло животворящим теплом растекается в жилах, сладкий чай разгоняет дремоту и горячит мозг. Рядом пыхтит черпак по фамилии Бойко – подвижный мелкий юноша с ускользающим взглядом, резкий как понос. Морщит на лбу складки мозга, пыхтит увлеченно и что-то пытается сделать с зеркалом, принесенным из умывальника. И никого, кроме нас, в канцелярии. А мои товарищи, годные в КИП, в поте лица отрабатывают использование противогазов в газовой камере. И мне на них, если честно, похрен. Друзей среди них у меня нет, а нахлебников, желающих на чужом горбу в рай въехать, я не жалую. Каждому в меру его умения. Хотели бы они быть на моем месте на теплой табуретке в канцелярии штаны протирать - учились бы, как я, в институте по шесть-восемь часов день, а не водку пьянствовали, прогуливая путягу или технарь.
Перед построением на обед пошел руки вымыть, а там Бойко, сверкая всеми своими тридцатью двумя зубами, ротному показывает повешенное им зеркало:
- Сделал, трщстарнант, как вы приказывали: висит ровно и препер… перпер… перпендикулярно!
- Сам ты… параллельный, - ротный взглянул на зеркало, слегка отодвинув низ от стены, и еле успел его, соскочившего с подвески, ухватить руками.
Дело оказалось в том, что Бойко повесил зеркало на два гвоздя, вбитых в стену на ширине рамы. И не просто вбитых, а загнутых дополнительно вверх шляпками. Вот на эти шляпки зеркало и опиралось тыльным выступом верхней поперечиной рамы. Пока его не трогали, система подвеса находилась в статическом равновесии, опираясь на плоскости шляпок. Тронь – гвозди проворачиваются вокруг осей и зеркало летит на пол.
_________________
Дмитров 4х4

[Zorg]

Пиши как можно правдивей..
Напишешь до конца-прочитаем,встретимся,подумаем вместе где и как опубликовать..(если понравится).
О себе-мне 51 год,работаю (или служу)-сам не знаю.Тяготею к бездорожью.Начинал с УаЗа,затем Фронтера,Терано2,Патруль,ТЛК 80(бензин-дизеля заманали постоянным высасыванием денег).Сам машины не готовил-отдавал в клуб(там скидки на все)лифт комплект,панары,салентблоки,диски с - вылетом,грязевая резина.Правда на Крузаке сцепление в сборе менял сам+4 помошника-жара..Устал,пережил большое горе,езжу пока на Спорте нью в штате( может резина чуть позубастей)..

[УАЗтанк]

Zorg, описываать стараюсь все как было. Но не все в голове за столько лет удерживается, большинство фамилий и имен позабывал. Да и сами факты изглаживаются от времени.

Я для бездорожья решил попробовать пит-байк приспособить. Этакая смесь гремучая эндуро и кроссача в мелком размере весом 70 кг. Взял ТТR125. Очень по характеристикам он мне напоминает триальные моты, легкие и с чумовым моментом на низах.

_________________
Дмитров 4х4

[Zorg]

Колеса маловаты-надо хотя бы 33

[УАЗтанк]

Ротный самостоятельно пытался повесить зеркало обратно. Долго взгромождал его на выворачивающиеся гвозди и, не вытерпев, сунул Бойко в руки:
- Ну и херню ты придумал, солдат. Вешай его взад сам.
Бойко, оскалившись, показал неприличный жест в спину уходящему ротному и хитро мне подмигнул. Высунув от усердия язык, принялся он навешивать зеркало на стену. Глядя на его мучения, посоветовал:
- Ты гвозди-то выпрями, и они под весом зеркала крутиться не будут.
Что тот и сделал. Зеркало прочно укоренилось на своем месте, а Бойко, довольно потирая руки, меня обрадовал:
- На тебя Аркаша, ротный писарь наш, зуб имеет: думает, что ты хочешь его подсидеть.
Поблагодарив Бойко за донесенное, побежал на построение к обеду. Война войной, а обед - по расписанию.
После обеда однополчане моего призыва продолжили обучению искусству пожаротушения, а киповские негодники зависли на ротной каторге: нарядные поочередно сторожат тумбочку, остальные упали на пола; особо отличившиеся – в этой роли выступал Сраль и флегматичный Веня – упали на толчки. Сраль-то залетел на эти высокоинтеллектуальные работы за свой обычный – неряшливый - внешний вид, а вот Веня забыл сегодня морду лица побрить.
Мне снова свезло: не успел взяться за ведро, как замполит зазвал к себе в канцелярию. Хорошо бы чего писать-рисовать подкинул, чтобы до вечера прокантоваться было можно.
Выгнав писаря за дверь, замполит начал меня буравить внимательным, пробирающим до печёнок, взглядом. Но свои глаза в сторону не отвожу, смотрю на него не мигая. Мнусь возле двери, а задом чую, что кто-то за дверью о замочную скважину ухо греет.
Долго мы так с замполитом в гляделки баловались, буркалами сверля друг друга. Первым не выдержал он, сразу же в разговоре взяв быка за его главный орган:
- Вот скажи мне, солдат, как тебе в роте живется?
- Нормально, товарищ старнант, - я сразу же понял, о чём сейчас разговор пойдёт. – Вот только у меня тут проблемка нарисовалась.
- Давай, давай, делись своей проблемкой, - замполит за столом аж в стойку встал, нервно носом поводя.
- У меня один вопрос: зачем нам нужно отрабатывать «подъём-отбой за сорок пять секунд»?
- Уставом данные команды не предусмотрены, - отчеканил тот. – По распорядку дня военнослужащему на одевание форменной одежды после подъёма дается две минуты.
- Товарищ старнант, я это знаю. А вдруг тревога? - и невинно так смотрю на замполита.
- Вдруг бывает пук, - с кислой рожей откинулся тот на стуле, – а по тревоге военнослужащий обязан одеваться быстро и организованно, соблюдая маскировку.
- Разрешите еще вопрос?
- Не разрешаю, - старлей косо на меня взглянул посмотрел. - Не еби мозг, товарищ солдат, - самостоятельно учи устав и распорядок дня.
- Разрешите идти? – и, получив разрешающий кивок, резко толкаю дверь: гулкий удар, и не успевший отскочить Аркаша, с ошалелым видом сидя на заднице, истово трет отбитый лоб.
Обойдя сидящего в прострации писаря, передал Махно распоряжение, данное мне замполитом. И, выполняя приказ, провожаемый недоуменным взглядом сержанта, с гордо головой поднятой ушел в бытовку.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Дробный топот рвет воздух, то в роту организованно вкатились мои ученики-однополчане. Закопченные грязные лица, веселый блеск в глазах, и новость: через неделю обучение заканчивается и молодежь поедет по караулам на смену сидящим там.
Из гальюна, чуть не затоптав, выгнали прикорнувшего на очках Сраля. Прибывшие приводят себя в порядок, яростно сдирая с кожи въевшуюся грязь. Обильно заливают кафельный пол водой. С гомоном рассаживаются по очкам, с раскатистым треском сбрасывая излишнее давление организмов. Тут же, в курилке, пока не разогнали, курильщики дымят вонючей «примой». Плотные слои сигаретного дыма тюлевыми портянками накрывают дрожащие в миазмах дали дальняка. Броуновское мелькание закопченных лиц, веселящихся рож, курящих морд, тужащихся задниц воркующим водоворотом кружит голову, какофонией звуков выламывая мозг.
Ужин резво пролетел, как дрищ через кишечник. Жаренную с опарышами сельдь скормил Сралю – у сослуживцев ее он чуть ли не рвал из-рта. На гарнир было что-то серое, клейкое, с легким шкворчанием выливающееся из ложки. Чего мы ели я так и не разобрал.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

По чьему-то сучьему хотению перед сном дедушки загнали нас на плац строевой маяться. Ходим под окнами казармы, колонной по двое. Командует Демазов, рядом трутся двое старых, в таких же, как у нас комках. Стоечки до ушей, толстенные подшивы белеют вокруг шей. Это складские - спецназ тыла.
Счет Демазова резкий, с паузами: в паузах стоим, подняв ноги параллельно земле, «носочки тянем»:
- Раз! – дробным грохотом от стен отражается эхо, строй стоит, балансируя вытянутыми ногами. – Два! – тот же хрен, только уже другой ногой. – Носочки тянем! Тянем, я сказал! Сраль, хлебало подобрать, живот втянуть, носок тянуть! Тебе очков мало, урод?
А потом маршировали под обычный счёт. Топтали асфальт плаца, отрабатывая повороты и бег на месте. Старым это быстро надоело. Демазов, подозвав меня к себе, распорядился:
- Будешь вместо меня командовать. Ставлю задачу: отработка четкого выполнения строевых эволюций. И смотри, чтобы не расслаблялись, за залеты спрос с тебя.
И вот, под наблюдением Демазова гоняю строй своих товарищей. Есть команда старшего по званию – выполняю призыв свой. Нехорошо, конечно, но Бог не выдаст – свинья не съест. А с призывом своим как-нибудь разберусь. Если повезет, конечно.
Демазов, убедившись, что дело ладится, свинтил под конвоем складских. Всё, я властитель душ солдатских, что скажу, то они и сделают. Если, конечно, на хер не пошлют. Непосредственного надзора нет, но сверху, из казармы меня контролируют: кто – не вижу, лишь мелькают вихрастые макушки чьи-то голов.
Долго так строй гоняю, голос даже в хрип пошел. Сослуживцы замотались - шипят, нет, не шипят даже, во весь голос требуют отдыха. В противном случае грозятся покарать:
- Ночью тёмную устроим! Дай отдохнуть, пока не вломили!
- Ты это им скажи, - и тычу пальцем вверх на соглядатаев.
А им все похуй. Ропот все громче – быть беде, но пришел кривой в хлам Махно и всех погнал в роту. Гусиным шагом с песней строевой...
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Сидим небольшой толпой в бытовке, болтаем о доме, подшиваясь.
- Я у себя каждый день на лошадях катался, - хвастается сидящий рядом худосочный Макс, родом из-под Тулы.
- Это как?
- Я до армии коногонил на конюшне, лошадей выезжал перед запряжкой. У меня в бригаде было двадцать кобыл и один мерин-производитель, - со значением говорит Максим и обводит всех горделивым взором.
Парни слушают, раскрыв рты. А я решил его подколоть:
- Вот ты, говоришь, на конюшне вкалывал. А в твоей бригаде молодые девки были?
- А как же!
- Красивые?
- Спрашиваешь! – от накативших воспоминаний у Макса заблестели глазки.
- И ты их того… Крыл, как кобыл твой мерин-производитель? - специально акцентирую внимание на последней фразе.
- А как же! Да я всех в бригаде переёб! - Максимка петушится, хвастливо выпячивая тощую грудь, - И в деревне тоже! Штабелями баб укладывал. Чтоб вы знали: ко мне не только наши, деревенские, из соседних сёл тёлки на проводы припёрлись. Я тогда так нажрался, что не помню нихрена, как в военкомат попал!
- Ага, ты баб трахал так же, как твой мерин-производитель кобыл сношал. Только вот, - вздыхаю притворно, - незадача-то: мерин это конь без хрена...
И тут до парней дошло:
- Кастрат, гы-гы! Допизделся, чувак: как мерин девок ёб! Гы-гы! Макс, ты - мерин! Мерин, бля!
И с тех пор стал Максимка Мерином …
Немногие в роте нарекались столь оригинальным способом. Прозвища, в основном, рождались из фамилий, давались иногда за внешность. Редко - за характер. Пашка видновский за темный лик прозван был Цыганом. Баранов Женька стал Бараном. Овсянников – Овсом. Мальков Иван из-за габаритов стал Большим. А вот Сраль прозвался так за свою неуёмную задницу…
Перед отбоем, вместо вечерней поверки, дедушки проводят очередную вечернюю перекличку. Мы, то есть духи, стоим отдельной кучкой по фронту строя. Черпаки гоношатся сзади, дедушек и дембелей с нами нет. Впереди лениво прохаживается дежурный по роте и по рапортичке зачитывает фамилии. Каждый громко кричит: «Я!» - на что дежурный радостно гогочет: «Головка от хрена!» Дедушки молчат, за них черпаки голос подают, типа: «Дедушка российской армии присутствует в отсутствии». А мы, духи, учимся, запоминаем, всасываем.
После отбоя мы, то есть опять духи, дружно смотрим телевизор, а все остальные смотрят на нас. Шеренгой - каждый в трусах и майке - находимся в полуприсяде, вытянув руки перед собой. В руках табуретка. И не деревянная – дедовская, - а самая что ни наесть духовская – тяжеленный металлический каркас из прямоугольного профиля, обшитый по седалищному месту березовыми планками. А на табуретку стоймя ставится обычная солдатская подушка. Это и есть распространенная духовская «забава» – «смотреть телевизор». Сама табуретка, оттягивая выпрямленные руки, через несколько минут заставляет мышцы дрожать в нечеловеческом напряжении, а добавленная сверху, в общем-то, не очень тяжелая подушка значительно сокращает этот процесс. Минуты кажутся часами. Если уронил подушку с начавшего ходить ходуном табурета – получаешь причитающееся за залет: лося, в душу, пинок в голень или просто по ушам. А потом снова сажают «смотреть телевизор». И так - до бесконечности, пока дедушкам не надоест…
Мне повезло: не дав сеанс довести до печального результата, меня выцепили в гальюн. Там меня ждали – Вахмитров и бухой ушастый, который обожает гонять нас на зарядку без последнего. Прозвище ушатого – Залупа: залупаться очень любит, гад. По духанке его – с балдой бритого в ноль черепа и с торчащими по бокам локаторами ушей – старые частенько шпыняли, со смехом вопрошая: «Нахуя Залупе уши?» А теперь, постарев, отыгрывается на нас, молодых, за всё говно своего первого года службы. Попав к нему под нетрезвую руку, со здоровьем можно попрощаться: эта скотина, заставив истязуемого приседать, любит «звездеть» - бить по спине пряжкой ремня, тренируясь в постановке пятиконечных звездатых синяков. А Вахмистров, на днях соплю получив ефрейторскую, хочет быстрее теперь сержантскую лычку. Рвет жопу, авторитет у старых зарабатывает, сука, в сержанты метит. С их молчаливого одобрения и при их непосредственном участии лезет по нашим - духовским - головам на вершину неуставного Олимпа. До меня доходили слухи, что Вахмистров – для моего призыва являясь черпаком, а не дедом - ночами в гальюне по одному моих однопризывников поколачивает. Действует по принципу: разделяй, мордуй и властвуй. Вот, видимо, и до меня дошла очередь. Лучше бы я «телевизор смотрел»…
Началось все путем обычным:
- Год отлетаешь – дедом станешь!
Со ссылкой на дембель свой послал я их лесом и прямо на хер. За что и поплатился, в очередной раз корчась на полу от прямого с ноги под дых. Сапогами или недолго, но сильно.
На казарме духи сушили крокодилов. Меня телевизор хотели смотреть посадить, но, едва я поднял табуретку, как левое подреберье пронзила адская боль: ни вздохнуть, ни пёрнуть – видно повредили ребро. Очухался сидящим на полу. Сквозь красную пелену, перед глазами колготится водоворот испуганных дедовских рыл. От греха подальше они отправили меня в койку, где, едва добравшись до подушки, провалился в черный омут беспокойного сна.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Хозработы
Дембеля командуют,
Деды и шакалье.
Мы на них положим
«Любовное копье».

Солдатам в мирное время всё равно куда идти и что делать. В армии важен не результат, а сам процесс. Бойцы могут копать, а лучше всего могут – не копать. Командир отдает приказ, и каким бы идиотским приказ бы не был, во что бы то ни стало обеспечивает его выполнение. И многократным, изо дня в день, повторением рефлексы закрепляются на подсознательном уровне. Тогда голова, не осмысляя абсурда вводных, отключается, а тело действует само по заложенной в спинной мозг программе. Так командный состав готовит солдат к преодолению стресса и ломке собственного страха, закладывает в мозг психические основы беспрекословного повиновения в бою.
Старослужащие, как дети копируют поведение взрослых, подражают офицерам в подчинении себе младших по сроку службы. Вскрывая сознание молодых солдат, отделяют духовно их друг от друга и царят в коллективе одиночек безраздельно. Истина стара, как мир: расчленяй и властвуй. Психопаталогоанатомы, блин…
Подъем прошел как обычно: молодежь ломанулась на зарядку, старичье осталось досыпать в казарме. По утреннему холодку бежать легко, ноющая бочина, украшенная скрытой под майкой впечатляющей зловеще-багровой гематомой, не дает дышать полной грудью. А потом рутинная, заправка коек, приборка расположения, туалет и личная гигиена в холодной воде – идет вторая неделя ремонта теплотрассы.
Сегодня у нас день особый - сборный наряд по столовой. Духи проходят занятия по пожарной подготовке, и в объединенных вместе первой и третьей ротах образовалась нехватка личного состава, а они сегодня стоят по столовой. Командование части разрешило ребус просто: собирают в этот день залетчиков по ротам и направляют их в столовую на помощь бойцам из первой и третьей рот. Наряд по столовой - мой персональный наряд до конца службы, хожу в него и в очередь, и без. Единственное утешение – охрана тумбочки идёт лесом. И, если едальником не щелкать, в столовке от пуза пожрать можно.
Я с Пашкой из Видного – за смуглый цвет лица и волнистые темные волосы его прозвали Цыганом – после утренней зарядки ныкнулись в сушилке, забившись в кандей под висящие бушлаты. Компактно свернувшись на разостланной шинели, так со стороны нас не видать, дружно замкнули на массу, ожидая построения на развод.
- Рота, строится! – громкая команда срывает бойцов с насиженных мест.
Пол затрясся от грохота множества ног, тонко задребезжали стекла в резонирующем воздухе.
Стоим на взлетке. Перед строем, как тень отца Гамлета, маячит усатый майор, буравит нас из-под козырька водянистыми глазами, обдавая тонким ароматом хорошего первача:
- Плотники и умельцы по дереву есть?
Физически ощущаю, как у сослуживцев под кепками зашевелились шестеренки персональных арифмометров, прокручивая вводную. Ага, думаю, в столовой придется вкалывать под пинки и понукание ненавистных старых. Весь день в поте лица буду пахать за себя и за них. А тут с нами целый майор руками водить будет. Мое счетно-аналитическое устройство, не тратя время на логические вычисления, решило: пойду, и никаких гвоздей!
- Я! – выхожу из строя, рядом шагнули ещё двое – Бойко и Пашка-Цыган; остальных добровольцев майор назначил сам.
- Бойцы! – окатив волной первосортного первача, майор перед нами молодцевато выкатил тощий живот. – Бегом на завтрак, оттуда бегом в парк. Десять минут на всё. Выполняйте. Бегом – а-арш!
С топотом срываемся с места и, дробно грохоча кирзачами, скатываемся с лесенки. Внизу к нам неторопливо присоединились «добровольцы» дедушки, и мы дружным стадом проследовали в столовую.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Года три тому назад, когда я ещё студентом был, приезжал по духанке в увольнение к нам в деревню однокашник младшего брата. Вместе с ним учился в одном ВУЗе, но не осилил, и после первого курса пошёл отдавать долг Родине. Служил в тридцати километрах от Москвы – в Трудовой. Меня поразило, как он жадно тогда ел. Огородив тарелку рукой, вооруженной огромной ложкой, метал ею харч в ненасытную прорву рта, смачно чавкал, давился, глотал не жуя, рефлексируя, что еду отнимут. А другую руку, раскрыв ладонь, будто поднос, с лежащим на ней чёрным хлебом, держал на отлёте, отведя в сторону. Старые их, похоже, забирали хлеб во время трапезы, без помех сгребая куски у духов с протянутых рук.
Да, в начале девяностых с шамовкой было не очень. На гражданке выручал огород с приусадебным наделом, да лес с мясным зверьём. А на крайних рубежах необъятной страны солдаты с голода пухли. И мёрли, бывало, в дальних гарнизонах. Там, где закон – тайга, прокурор – медведь. Голодное было время, едрить его в качель.
Сейчас с едой попроще. В нашей части законное трёхразовое питание: разнообразные крупчатки, супы, бывает сложносочинённое хлёбово, вроде горохово-картофельного пюре. Вот только не припомню, чтобы ели мы овсяную кашу. Так что поговорка: «Солдат за два года съедает столько овса, что ему стыдно смотреть в глаза лошади» - не в наш адрес.
Нам очень часто дают кирзу, ячневую кашу, раскисшую в воде до состояния грязно-белой слизи. Что там добавлено помимо ячменной сечки – науке неизвестно, но запахи из тарелок соперничает с ароматами выгребной ямы. Однако голод не тётка, рубаем кирзу так, что за ушами трещит. А на десерт каждому положено по два кусочка синевато-белого рафинада. И по жёлтому кругляшу сливочного масла. Положено-то, положено, но старослужащими на нас положено: духовскую пайку они забирают себе на пропитание.
Ротные хохмачи, из старых, пока за столами никого нет, навалив кашу с горкой, резким броском виртуозно прилепляют тарелку к потолку над обеденным столом. И громко ржут, когда отвисевшаяся тарелка валится тебе на голову: второпях рассаживаясь по местам, её, притаившуюся между балок, не замечаешь. По клейкости с кирзой соперничает разве только переварившийся в воде рис…
У столовой толпятся пришедшие на кормежку. Вперед гонят бачковых. После небольшого препирательства с помдежем, со ссылкой на приказ майора, под недовольных гул остальной толпы, нашу группу добровольцев также запускают вперед, загнав за отдельный, уже обсаженный бачками и посудой стол. Следом за нами, вмиг озверев и снеся заставу на входе, голодные бойцы горной лавиной ломятся за столы. Какие-то дедушки, из чужих, вне очереди лезут вперед, к еде. Один из них, паскудно ухмыляясь, сливает в проход жир из мисок с мясной поджаркой. Сапоги бегущих и скользкий пол контакта не находят. Тела мощными бросками валятся на пол, снося наземь миски и бачки с едой. Какой-то бедолага, сковырнув головой чайник с киселем, плашмя въехал в выплеснувшуюся из него тягуче-липкую жижу. Хохот, многоголосый вой и матерная ругань виснут в воздухе.
Дежурным по столовой стоит Воробей: кряжист, увенчан сверху квадратной головой с ковшеобразным подбородком. На широких погонах без просветов по три огромных звезды ярко сияют в ряд. Статей генеральских, от генерал-полковника его можно отличить лишь по ширине лампасов. Опытный прапор, дока в жестоких армейских делах. Крут на расправу, как и положено старшине комендантского взвода. Его появление моментально наводит уставную тишь да гладь в бурлящей клоаке столовой.
Быстро вычислив виновников свалки, Воробей выводит их вон. Дедушки, вместо завтрака, отправились на оздоровительную трехкилометровую пробежку от Воробья, вставшего враскоряку на старте, и до окончания завтрака.
Такими же забегами Воробей обожает награждать старослужащих, застуканных им на отъеме у молодых и так не очень обильного рациона. Вразумляет зарвавшихся он коварным и от этого весьма действенным способом: дождавшись конца приема пищи, хитрый прапор вылавливает отожравшихся за чужой счет и, построив организованной колонной, выводит их на излюбленный прямой маршрут от КПП до забора строительного института. И бегает старичье там кругами, екая набитыми желудками, пока не изблюет наземь преступно нажратую сытость. По свежеобрыганным обочинам, как по часам, можно определить дни дежурств Воробья по столовой.
Не через десять минут - через час - мы трясемся в крытом кузове расхлябанного зилка. Под монотонный пердёж секущего глушака зилок резво катит на юг по МКАДУ - вдоль Лосиного острова в какой-то док. Я знаю, что док это место, где докуют корабли. Но в Москве доков нет: для ремонта подводной части на местных судостроительных заводах пароходы вытягиваются на слипы. Какого рожна мы там забыли?
- Слушай, - легонько толкаю в бок Бойко – моего соседа, - док это что и где?
Тот, рисуясь знаниями, поясняет:
- ДОК это дерево-обделочный комбинат, ехать уже недалеко осталось.
Ну и ладненько - думаю - поможем в ДОКе деревья обделывать. Мы с братом, в далёком дошкольном возрасте, очень любили тем же заниматься. Где-нибудь на краю деревни или в прогоне залезали на развилку в вершине огромного дерева и, выставив задницу от ствола подальше, обделывали с верхотуры внизу стоящие заросли и тех, кому посчастливилось в это время внизу проходить…
А Бойко, тихонько поясняет:
- Стружку в цехе будем убирать. Или, как в прошлый раз, таскать доски. Не ссы, в обед, когда старые съебутся за бухлом, в мусорке со стружкой на массу можно давануть.
О, где же ты, благословенное место, где днем возможно покемарить? Заочно я уже люблю тебя!
Добрались, действительно, быстро. Попка на КПП, потрещав с сидящим в кабине майором, запустил автомобиль на территорию. Машина загромыхала по выщербленному асфальту, петляя в лабиринтох фабричных улиц. Ангары, сараи и сарайчики, внутризаводские проезды и тупички, длинные, барачного типа кирпичные постройки производственных корпусов, увенчанные бочками циклонов, лупоглазые стекольные переплеты цеховых строений, нарядно-щербатая штукатурка контор ностальгическими воспоминаниями накатили на подсознание: в школьные каникулы я трудился на очень похожих внешне заводах - экскаваторном и МЖБК. А сам комбинат, обнесенный неприметным бетонным забором, скромно примостился невдалеке от железнодорожных путей на окраине промзоны.
По приезду майора тут же как хуем сдуло: командование на себя приняли старослужащие. По распоряжению местного мастера команду нашу бросили на зачистку делового склада. Дедушки разлеглись на штабелях, а мы кантовали доски и таскали круглые деревяшки от стены и до обеда. А в обеденный перерыв, когда работяги из цехов потянулись в столовую, мастер погнал нашу ватагу в цеха. Разгребать от станков пахучую смолистую стружку и холмы желтоватых влажных опилок.
Старички, не сговариваясь, синхронно ломанулись за бухлом. Наша биндюжная бригада для приличия немного поковырялась с зачисткой цеха и, под предводительством черпаков забравшись в контейнер с истекающей живицей янтарной куделью стружки, под жаркими лучами солнца дружно замкнула на массу. Я тоже, сначала, сунулся туда со всеми, но перепачкав руки о смолу, представил для формы последствия такого отдыха. Решив, что овчинка выделки не стоит, побрел по территории в поисках тенистой нычки.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

Пока бродил, нужда припёрла. Завернув у забора за угол в тыл двухэтажного строения, пустил струю в нишу полуподвального оконца. И тут у меня случились видения: снизу, через шум звонко разбивающейся о бетон струи, заревело. Заревело низким, нечеловеческим голосом, с нерусским акцентом, и полезла из окна харя зверя небритого, зверя кавказского:
- Эй, билят, не ссы мне нахер!
Дернувшись с перепугу, пустил струю на зверя, и тот с воплем: «Шайтан, билят!» - сунулся взад в окошко. Мгновенно закончив черное дело, руки в ноги – и рванул оттуда, пока обоссаной не вылез ко мне из логова. Удалившись на безопасное расстояние, снизил темп и неспешным прогулочным шагом отправился на дальнейшие поиски земли обетованной.
Иду и чую – едой пахнет. Пахнет аппетитно печевым ароматным. Держа нос по ветру, пошёл на запах и – о, чёрт! – выбрался к фасаду того самого двухэтажного строения. А жрать-то хоцца! По ступенькам спустился вниз, в полуподвал. А там, за застекленной дверью оказался цех по производству пиццы, и по разливу газированной воды с таким говорящим названием «Серино». Люди нерусские везде там: женщины в цветных одеждах вокруг разливочного агрегата суетятся, ходят небритые мужчины, все, как один, похожие на того, что ненароком давеча обоссал. Возле стола с распластанными блинами пиццы несколько человек её дегустировали. Постучал, у подошедшего спросил пожрать. То ответил, чтоб подождал: народ, типа, отобедает, а остатки он мне отдаст – всё равно выбрасывать. И добавил, что, если захочу еще, то могу купить спокойно, за пять тысяч маленькую, большую - за червонец.
И вот, минут через дцать, в руках моих теплые еще секторные кусочки итальянского сырного лакомства. С колбасой и овощами, темными глазками маслин обсаженные. И главное – остатков много, в руках не помещаются, так и норовят спикировать на пол.
Сижу в тенечке, на приступке, и неспешно поедаю дарённую богами манну небесную. На гражданке пицца шла за деликатес: красную икру, засоленную из купленной на рынке рыбы, чаще есть приходилось. А тут такое богатство и в одну харю. Отобедав, несъеденное парням оставил, и прикорнул тут же вздремнуть. Лежу, балдею. Сон не идет, на душе легко и свободно: работа нетяжелая, обильное питание и сон-тренаж на свежем отдыхе – чем не курорт? Почаще надо впредь напрашивать на хозработы: ротные наряды и заботы – на хер!
Работяги потянулись в цеха: пора и мне легализоваться. Собрав остатки пиццы в бумажную упаковку, двинулся к своим. И сразу же попал в движуху.
Вернувшись с алкопоя, дедушки духов потеряли - за групповой побег весь спрос с них, шкуру спустят лоскутьями на губе. Да натолкают за питейный залет полную жопу огурцов: перегарный духан влёт забивает вонь столярной химки, волнами раскатываясь в стоялом знойном воздухе. Но все окончилось для старых благополучно: обнаружив бойцов в контейнере, выстроили их – мутных еще со сна - и давай за залет кулаками дрючить. Чтобы в следующий раз неповадно было. А меня, припозднившегося, да ещё с едой в руках, дернул к себе на разборки старший арбайт-команды, незлой, но очень злоебучий дед по имени Эльхан. Из азиатов. Фамилии его, как и большинства ротных дедушек, еще пока не знаю. В роте его Дырчиком зовут за пагубное пристрастие к азиатскому рэпу: везде и всюду тарахтит себе под нос, как маленький поршневой моторчик - дыр-тыр-дыр-тыр-дыр. Держу перед ним, попердывающим губами, ответ:
- Пошел поссать, и пекарню обнаружил. Они там это, - протягиваю пиццу на картонке, - на пол уронили. Хотели выбросить, а я сказал, что пацанам возьму, - и поведал, за сколько они смогут добавки купить; рассказать-то рассказал, только цену объявил вдвое против предложенной производителем – все равно за едой меня пошлют, так как кроме меня из молодых никто не знает, куда идти, а дедам за жрачкой бегать не положено.
- На пол, говоришь? – Дырчик покрутил кусок перед глазами, принюхался и, обмахнув его лоснящимся рукавом, сунул в рот.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

К нам, бросив истязать молодежь, подтянулись остальные дедушки – Абдул и Серый. Вмиг расхватали пиццу – каждый по шмату в руку.
- Ну, ты это, душара… Хуй тебе, а не шамовку! - гнусно заржал Серый и, чуть не порвав пасть, пихнул в неё весь кусман целиком.
Сметелили дедушки деликатес мгновенно, не оставив мне, как добытчику ни крошки - уебаны ебанистические, бля.
Посовещавшись, старые натрясли из карманов мелочи и, выжав недостающее из так и стоящей строем молодежи, сунули мне в руку:
- На раз ебашь за хавчиком! Шевели булками, сука!
Не дожидаясь ускоряющего пинка, побежал. Бежал до ближайшего поворота, а там, вне поля дедовского зрения, прогулочным шагом пошел до пекарни.
Зажилив половину денег, купил на остальное пиццы с газировкой и приволок ожидающим. Те, подобно своре голодных шакалов, налетев на добычу, дружно зачавкали, впрочем, не забыв и мне уделить кусочек:
- Жри – заслужил, - и, под завистливые взгляды сослуживцев, одобрительно потрепали по плечу.
Все хорошее рано или поздно кончается: исчезла в голодных желудка пицца, у работяг закончился обеденный перерыв, и вместе с ними нарисовался проебавшийся с самого приезда майор, держа в руке двухметровую обструганную рейку. Окатив нас ароматом совсем даже не перегара, а свежака - и где успел выжрать, собака? – ткнул в меня и Серого обгрызенным ногтем на конце пальца:
- Дуйте за мной!
И повел нас куда-то на задворки ДОКа, к периметру, огражденному стандартными секциями железобетонного забора.
В месте назначения высилась большая куча горбыля и гнутых обрезных досок. Из этой горы майор приказал нам выбирать самое ровное, проверяя годность по переданной нам оструганной рейке. Нарезав задачу, он гордо удалился в очередной проёб. А за ним следом и Серый свинтил, оставив меня один на один с грудой пиломатериала.
Почесал в замешательстве мыслящую часть тела. Хуле думать – прыгать надо! И взялся за работу.
Проверять кривизну неделовой древесины двухметровой рейкой, выковыривая её, подобно бирюлькам, из перекрученного месива – онанизм ещё тот! Слава Богу, дед мой, профи с золотыми руками: плотник, столяр, слесарь, токарь, пекарь, ёбарь, секарь, ебёнавротарь в едрёнувошь – научил кривизну длинномеров выявлять морским выпуклым глазом. Берешь доску за торец и взглядом вдоль стреляешь – все косеконсы сразу видно. Можно прямо в куче, не вынимая, делать это. Так что быстро майору кондиционных стройматериалов в куб накидав, поимел до вечера массу свободного времени.
Лелея в кармане золотой запас махнул за забор, курева стрельнуть-прикупить. Просочившись через полуразбитую секцию ограды, оказался на какой-то грузовой площадке: железнодорожные рельсы, пакгаузы с одной стороны, пандусы погрузочные и фуры – с другой. И взгляд сразу же вцепился в арбузы: их зелено-полосатые ягоды какие-то носатые личности в кепках да полуголуголые загорелые крепыши перекидывали из вагонов в грузовики. А рядом в буртах и просто на грунте истекали алым соком колотые экземпляры. Моментом забыв про табачок, подкатил я к тем мужичкам с просьбой арбузиком поделиться. С чем и был послан с земли их, битых, в бурты собирать. Дело нехитрое – бери больше, кидай дальше, пока летит – подъедай.
Долго ли, коротко – очистил плац грузовой от падалицы, попутно укатив парочку наиболее целых арбузных голов за рельсы, в дыру заборную. Да еще грузчики один небитый вдогон подбросили.
Кайфую, грызя сахарную плоть, стекающую кровавым соком. Лежу на досках, греюсь на солнышке, тащусь. И снова грызу арбуз: грохнув его о ребро напополам, выедаю мякоть из корки, как мышка вытачивает сыр изнутри. Так и не доел до конца, хоть и старался под кустиком освободить в организме побольше места: нетронутую половину затолкал под стройматериалы к двум треснувшим собратьям.
_________________
Дмитров 4х4

[УАЗтанк]

А там и Серый пожаловал. Узрев расслабленного душару, попёр на меня бочки катить мерзопакостные, но увидав готовый штабель, да с арбузами к ним впридачу – сменил гнев на милость. Похватав их на руки, отправились вдвоем к нашим сослуживцам.
Добычу разделили справедливо: мне перепала недоеденная половинка, а дедушки набросились на остальное. Половинку мне разрешили по-братски поделить с однопризывниками, когда честно признался, что сыт арбузом по горло. На расспросы, как мне досталось сие лакомство, я скромно уходил от ответа, говоря, что тихо спиздил и пошёл, называется нашёл. Типа, выкатил из кузова у зазевавшего водилы.
- Ты правильный дух! – старые радостно ржут, рукавами стирая текущий по подбородкам сок, и панибратски хлопают по плечу. – С тобой в разведку ебашить можно.
- И в бане спиной обращаться, - добавляю и смеюсь вместе с ними.
Веселюсь и всеми фибрами осязаю чёрную зависть однопризывников: я жру арбузы, треплюсь с дедами, а они – духи бесправные - снова вкалывают не разгибаясь. Грузят фанерные короба стружкой и волокут ее во двор. Катают двухсотый брус, таскают круглые бревна. И все это под непрекращающиеся тычки и пинки надсмотрщиков, сдабриваемые армейским руководящим матом.
Пошабашили, когда майор на грузовике до нас приехал. Закидав из штабеля в кузов отобранные мной доски, покатили до дома, до хаты - в часть. Но поехали не коротким путём по московской объездной, водила повез нас через город. Чтобы майора по дороге домой закинуть. Сгрузили его возле подъезда, Дырчик залез в кабину, и мы покатили дальше какими-то кривыми улочками с обилием светофоров вокруг.
Возле заднего борта пристроились Серый с Абдулом, на пару стреляя сигареты в попутных автомобилях. Подхватив брошенную им пачку, отвались вглубь кузова, задымили. Мне сигаретный запас до зарезу нужен: заначка подошла к концу, а в роте придется «на раз рожать бациллы» по первому требованию дедов. Ну, я и напросился у Абдула с Серым курева пострелять, с условием отдачи половины добытого им.
Просить закурить на ходу оказалось еще проще, чем я думал. Высматриваешь за собой легковушку подороже, желательно с молодежью в салоне, и просишь жестом – соединенными вместе указательным и средним пальцами постукивая по губам. Жест понятен всем и интернационален. Братки, дедки, горцы, и даже девки молодые за рулем понимали его правильно и не скупились. Добрый у нас народ и с широкой душой. Ни один просимый не отказал солдату, каждый, по мере возможности, кидал, кто пачку, а кто даже две. Если это было на светофоре, то подкатив к «зилку» вплотную, курево передавали мне практически из рук в руки, или просто закидывали через борт. На ходу же было сложнее, встречный ветер иногда уносил сигареты в сторону – не всегда дары успевал подхватить.
Время я не терял, семафорил каждой попутной машине. Карманы кителя оттопыривало уже с десяток початых и целых пачек, столько же я передал дедам. В основном кидали ЛМ и Винстон, какой-то нарк всучил Беломор, а братва из черного блестящего внедорожника пожертвовала невиданный мною доселе ароматный табак в жестяной коробке.
Грузовик наш вырвался на оперативный простор Ярославки. Замелькали придорожные столбы, со скоростью курьерского поезда понесся мимо окружающий пейзаж. Сзади, рокоча мощным мотором, нагнал нас красный кабриолет с веселящейся молодежью на борту. Я им маякнул о куреве. Маякнул без надежды на успех, на автопилоте, но авто, резво прервав свой полёт, сходу притерлось практически вплотную к борту, и кучерявая блондинка с гривой развевающихся на ветру волос грациозным броском отправила к нам пачку манерных дамских сигарет с ментолом.
- Спасибо! – проорал я, улыбаясь щедрым людям во все тридцать два зуба. – Мир, дружба, жевачка!
Сидящий сзади бухой джигит вдруг метнул в нас, на манер гранат, две бутылки пива – одну за другой. Первую я еще смог ухватить двумя руками, а вторая, просвистев над моим ухом, впечаталась донышком в лоб сидящего позади Бойко. У того аж глаза на носу сошлись. В кабриолете дружно заржали, а блондинка, тонко завизжав, дернула прочь с тела узкий топик, и ничем не сдерживаемые шары грудей вывалились во встречный поток упругого воздуха. Сзади дружно застонали и навалились на мою спину, чуть не вытолкнув через борт наружу. Водила наш, заметив развевающиеся на ветру сиськи, едва не упоролся в канаву, резко зажав тормоза. Мы повалились на пол, набивая на телах синяки и шишки, а блядская машина с трубным ревом укатила прочь.
А там и ворота родной части показались. Дедушки, после принятого на грудь пивка под вкусную сигаретку, находились в приподнятом добром расположении духа. Пользуясь их благосклонностью, сдал Серому с Абдулом основную часть табачного запаса на ответственное хранение, заручившись клятвенным заверением в его неприкосновенности. Во что, конечно, не поверил - один хрен табаком воспользуются. Но деваться некуда, это лучше, чем по прибытию в роту лишится всего добытого в первую же ночь. А из жестяной коробки отвалил в конвертик заморского самосада: коллег по службе угостить или, в крайнем случае, попробовать сунуть дедушкам на требование «дыма на раз рожать».
Перед ужином ротный построение устроил. В роте залет: помдеж по столовой, а им сегодня стоит Воробей, выловил на выходе из столовой двоих наших с едой: тощий Макс – коногон тульский, запихнул в карман полкирпича черняшки, а вечно голодный Киса пытался под полой спрятать полную миску еды. Обычно вынос пищевых продуктов производится с ведома дедов и по их приказу, и при этом принимаются беспрецедентные меры безопасности по сохранению добычи. Сегодня же голодные духи скрысятничали для личного употребления, что есть грубейшее нарушение неуставных требований, бездарно спалившись при этом.
А теперь шакалы, получив выговор по команде сверху, пытаются воздействовать на провинившихся через коллектив: типа, ещё одно подобное ЧП, и роту лишат увольнений на этой неделе. Молодым увольнения не положены по сроку службы, а вот дедушкам есть, что терять. И они, мягко сказать, этим совсем недовольны. Чую, будет у нас в роте этой ночкой весело…
За ужином деды зазвали меня за свой стол, чтобы поведал всем без утайки про райское место, где жрачка на ДОКе растёт. Включив фантазию и развязав язык, понес я им в уши рассказней пачку, стараясь скрыть правду: вдруг ещё разок ДОК попаду. Еду не жрал, лишь точил помалу пайку. Тут вдруг сбоку подскочил в кепке на неуставном вихрастом хаере - афганка чистенькая, стоечка до ушей – и плюхнулся рядом на свободное место, жалом поведя по столу:
- А мне похавать?
Смотрю на него: вроде наш, а роте не встречался. Потом вспомнил – штабная сука, из вещевой вещёвки. Как говорили про него, любую вещь достать может, не, что складские наши: те только по простынкам новым спецы достать, да портянки новые таскать горазды. А штабной в бачок нос сунул – там пусто, через плечо на духов стол взгляд бросил – хавчик там, как хуем сдуло – в животах у духов давно в говно исходит. Ну, думаю, сука ты не сука, а штабной ведь, гад, пора начинать обрастать полезными связями и нужными знакомствами. И сую ему под нос свою тарелку:
- Рубай, мне пайки хватит.
И дальше травлю байки свои до жвака-галса. А там, смотрю, и дембеля прислушиваться стали, масло перестав жевать. Замолкли, уши тянут, косятся на наш стол. По сроку службы не положено им вместе с нами за одним столом сидеть, а любопытство берет свое. Вот и вертятся, подобно хуям на сковородке, как дети малые…
На сон грядущий опять гоняли нас с песнями и гусиными плясками – вечерняя прогулка, чтоб её черти взяли с дедами вместе. Умаялся на хозработах, охота спать. Да натоптал ноги до гудежа в стопах, а придурки эти над нами измываются. Уёбыри пизданистические, бля!
Вечерняя поверка с вывертом карманов прошла обычно. Получили дежурных в душу. Отбились, попрыгав в койки. Погас свет.
Вот тут-то всё и началось…
_________________
Дмитров 4х4